– Два года назад она стала жертвой злых языков, и с позором покинула Лондон. К тому же она моя очень близкая и старая подруга. – Алекс испытующе смотрела на ничего не выражающее лицо Родди и не могла понять, получит его поддержку или нет. – Мы все – вдовствующая герцогиня, Тони и Джордан – будем сегодня рядом с ней у Уиллингтонов. Но если б вы могли оказать ей немножко внимания, или еще лучше быть ее кавалером, – это так бы помогло, а я была бы вечно вам благодарна.
– Алекс, если бы вы были замужем не за Джорданом Таунсендом, я мог бы спросить вас, каким образом вы желаете выразить вашу благодарность. Однако поскольку я совсем не желаю, чтобы моя жизнь окончилась преждевременно, то воздержусь и вместо этого скажу, что для благодарности довольно вашей улыбки.
– Не шутите, Родди, мне страшно нужна ваша помощь, и я буду всю жизнь благодарна вам.
– Вы заставляете меня дрожать от страха, моя милая. Кто бы она ни была, она, должно быть, в большой беде, если вам нужен я.
– Она милая и храбрая, и вы будете восхищаться ею.
– В этом случае я обречен иметь сомнительную честь оказать ей свою поддержку. Кто… – Его взгляд метнулся к двери, где неожиданно что-то появилось, и застыл там, его постоянное выражение равнодушия сменилось восхищением. – Господи, – прошептал он.
В дверях, как небесное видение, стояла незнакомая молодая женщина в сверкающем серебряно-голубом платье с низким квадратным вырезом, открывающим соблазнительную гладкую кожу пышной груди, а косой покрой корсажа подчеркивал тонкую талию. Ее блестящие золотые волосы, зачесанные назад и закрепленные сверху заколкой с сапфирами, свободно падали на ее плечи и спину роскошными волнами и локонами, в которых играли огоньки от свечей. Под красиво изогнутыми бровями и длинными загнутыми ресницами цвет ее сияющих зеленых глаз казался не похожим ни на нефрит, ни на изумруд, а в нем удивительно смешивались оба цвета.
В молчании потрясенный Родди рассматривал ее с беспристрастностью истинного знатока, отыскивая недостатки, незаметные для других, и находя только совершенство в изящной форме скул, тонкой белой шеи и нежного рта.
Видение, появившееся в дверях, слегка шевельнулось.
– Извини меня, – сказала она Александре с нежной улыбкой голосом мелодичным, как звенящие на ветру колокольчики. – Я не думала, что ты не одна.
Повернувшись в вихре серебряно-голубых юбок, она исчезла, а Родди все еще смотрел в пустой проем двери, и у Александры вспыхнула надежда. Никогда раньше она не видела, чтобы Родди проявлял искреннее восхищение женским лицом или фигурой. От его слов надежда возросла еще больше.
– Боже мой, – снова произнес он благоговейным шепотом. – Она была настоящая?
– Очень настоящая, – охотно заверила Алекс, – и очень нуждающаяся в вашей помощи, хотя она не должна знать, о чем я вас просила. Вы ведь поможете, да?
Отведя взгляд от двери, он тряхнул головой, как бы желая вернуть ясность мыслей.
– Помогу? – сухо произнес Родди. – Я испытываю соблазн предложить ей мою желанную для многих руку и сердце. Сначала я должен узнать ее имя, хотя, должен сказать, она кажется очень знакомой.
– Так поможете?
– Разве я уже не сказал? Кто это восхитительное создание?
– Элизабет Камерон. У нее был дебют в прошлом… – Алекс замолчала, увидев, как улыбка Родди превратилась в жесткую и сардоническую.
– Маленькая Элизабет Камерон, – задумчиво произнес он, как бы разговаривая сам с собой. – Мне бы, конечно, следовало догадаться. Девчонка поставила весь город на уши вскоре после того, как вы уехали в свадебное путешествие, но она изменилась. Кто бы мог подумать, что судьба сочтет нужным наградить ее и сделать еще более красивой, чем раньше.
– Родди, – сказала Алекс, видя, что его отношение к Элизабет меняется. – Вы уже сказали, что поможете.
– Вам не нужна помощь, Алекс, – резко сказал он. – Вам нужно чудо.
– Но…
– Извините. Я передумал.
– Вас… вас беспокоят сплетни о том старом скандале?
– В некоторой степени.
В голубых глазах Александры засверкали опасные огоньки.
– Хороши же вы, Родди, верите сплетням! А вам лучше всех известно, что это обычная ложь, потому что вы вложили в них свою лепту!
– Я не сказал, что верю, – холодно произнес он, – более того, мне трудно поверить, что руки какого-нибудь мужчины, включая Торнтона, когда-либо касались ее нежной фарфоровой кожи. Однако, – сказал Родди, захлопнув крышку табакерки и пряча ее, – общество не такое проницательное, как я, или, в данном случае, такое доброе. Они зарежут ее сегодня, не сомневайтесь, и даже влиятельные Таунсенды или влиятельный я не сможем помешать этому. Хотя мне ненавистна мысль, что я могу упасть в ваших глазах ниже, чем, вижу, уже упал, я собираюсь сказать вам, милая Алекс, некрасивую правду о себе, – добавил он с саркастической усмешкой. – Сегодня любой свободный холостяк, кто окажется достаточно глуп, чтобы проявить интерес к этой девушке, станет посмешищем Сезона, а я не люблю, когда надо мной смеются. У меня не хватает смелости, вот почему я всегда высмеиваю других. Более того, – закончил Родди, берясь за шляпу, – в глазах общества Элизабет Камерон – порченый товар. Любой холостяк, приблизившийся к ней, будет считаться дураком или развратником, и его постигнет та же судьба, что и ее.
В дверях он остановился и обернулся, сохраняя свой обычный невозмутимый и насмешливый вид.
– Хотите верьте или нет, но я считаю своим долгом заявить сегодня, что лично не верю, что она была с Торнтоном в лесном домике, или в оранжерее, или где-либо еще. Это может вначале задержать бурю, но не остановит ее.