– И, – смеясь предупредила она, когда они были в кабинете одни, и он согласился встретиться с комитетом, – как бы они ни пережевывали вопрос о каждом крохотном незначительном расходе, чем они и будут заниматься, обещай мне, ты не скажешь им, что ты мог бы построить шесть больниц с меньшими затратами сил и времени.
– А я мог бы? – спросил Ян, улыбаясь.
– Абсолютно! – Элизабет вздохнула. – У них, вместе взятых, должна быть половина всех денег Европы, а они спорят о каждом шиллинге, который надо потратить, как будто его берут из их собственных ридикюлей и из-за него их, возможно, посадят в долговую тюрьму.
– Если они оскорбляют даже твое чувство бережливости, то это должно быть редкостная компания, – пошутил Ян.
Элизабет смущенно улыбнулась ему, но когда они подошли к гостиной, где комитет пил чай из бесценных чашек севрского фарфора, она повернулась и торопливо добавила:
– О, и ничего не говори о голубой шляпке леди Уилтшир.
– Почему?
– Потому что это ее волосы.
– Я бы и не сказал такое, – запротестовал он, улыбаясь ей.
– Нет, сказал бы! – прошептала она, пытаясь нахмуриться, но вместо этого хихикнула. – Вдовствующая герцогиня сказала мне, что вчера ты сделал комплимент леди Ширли, похвалив лохматую собачку на ее руке.
– Мадам, я следовал вашим особым указаниям быть любезным с эксцентричной старой каргой. Почему я не должен был хвалить ее собаку?
– Потому что это была новая меховая муфта, редкого меха, которой она чрезвычайно гордится.
– На свете не существует такого шелудивого меха, Элизабет, – упрямо ответил Ян с улыбкой. – Она разыгрывает вас всех.
Элизабет подавила неожиданное желание рассмеяться и умоляюще посмотрела на него.
– Обещай мне, что будешь очень любезен и очень терпелив с комитетом.
– Обещаю, – сказал Ян серьезно, но когда она взялась за ручку двери и открыла ее – когда уже было поздно отступить и захлопнуть ее, – он наклонился к ее уху и прошептал: – Знаешь, единственное животное, которое способен изобрести комитет, – это верблюд, вот почему он такой уродливый.
Если комитет с удивлением увидел грубого и вспыльчивого маркиза Кенсингтона, входящего к ним с блаженной улыбкой, достойной мальчика из церковного хора, то они, без сомнения, были поражены, увидев, как его жена закрыла лицо ладонями, а из ее глаз брызнуло веселье.
Беспокойство Элизабет, что Ян может оскорбить их, нечаянно или как-то еще, скоро сменилось восхищением, а затем безудержным весельем при виде того, как он сидел следующие полчаса, очаровывая их всех случайной ленивой улыбкой или вставляя в разговор галантный комплимент, в то время как они потратили все время на обсуждение вопроса: продавать ли шоколад, пожертвованный фирмой «Гюнтер» за 5 или 6 фунтов за коробку. Несмотря на внешне вежливое поведение Яна, Элизабет с тревогой ждала, что он скажет, что покупает всю эту проклятую телегу шоколада по десять фунтов за штуку, если это поможет им перейти к следующей проблеме. Она знала: именно это ему ужасно хотелось сказать.
Но ей не следовало беспокоиться, потому что Ян продолжал неизменно проявлять вежливый интерес. Четыре раза комитет обращался к нему за советом; четыре раза он с улыбкой вносил прекрасные предложения; четыре раза они проигнорировали предложенное. И все четыре раза Ян, казалось, нисколько не обижался или даже не замечал этого.
Заметив в уме, что следует щедро отблагодарить его за невероятное терпение, Элизабет продолжала следить за своими гостями и спорами, пока случайно не посмотрела в сторону мужа, и у нее перехватило дыхание. Сидя напротив нее, он откинулся на спинку стула, заложив ногу за ногу, и несмотря на то, что внешне был поглощен предметом обсуждения, его взгляд из-под тяжелых век многозначительно был устремлен на ее грудь. Только взглянув на улыбку, играющую на его губах, Элизабет поняла, что он хочет, чтобы она знала об этом.
Ян явно решил, что они оба понапрасну тратят время на комитет, поэтому затеял забавную игру с целью или развлечь ее, или окончательно смутить, она не могла с уверенностью определить. Элизабет глубоко вздохнула, приготовившись метнуть на него предупреждающий взгляд, но он отвел взгляд от ее легко колышущейся груди, медленно осмотрел ее шею, остановился на губах и затем встретился с ее прищуренными глазами.
Ее уничтожающий взгляд ничем ей не помог, Ян только слегка, с вызовом, поднял брови и намеренно чувственно улыбнулся, затем его взгляд изменил направление и снова двинулся вниз.
Леди Уилтшир повысила голос и второй раз спросила.
– Леди Торнтон, что вы думаете?
Элизабет быстро отвела взгляд от своего дерзкого мужа и посмотрела на леди Уилтшир.
– Я… я согласна, – сказала она, не имея ни малейшего представления, с чем соглашается.
Еще пять минут Элизабет сумела избегать ласкающего взгляда Яна, решительно отказываясь даже смотреть в его сторону, но когда комитет вновь погрузился в шоколадное дело, она украдкой взглянула на него. И в тот же момент Ян поймал этот взгляд и не позволял ей отвести его, в то время как он с видом человека, погруженного в размышления о какой-то важной проблеме, упершись локтем на подлокотник, рассеянно поглаживал губы указательным пальцем. Тело Элизабет откликнулось на ласку, которую муж посылал ей, как будто его губы действительно касались ее рта, и она вздохнула, стараясь успокоиться, а взгляд Яна намеренно снова остановился на ее груди. Он великолепно знал, что делал с ней этот взгляд, и Элизабет была страшно возмущена, что не может не поддаваться ему.