Джон Марчмэн, получивший право ловить рыбу в великолепном ручье Яна в Шотландии, обиженно посмотрел на Торнтона.
– Смею заметить, что не вам подвергать сомнению мою честь. Я собирался жениться на Элизабет, чтобы вырвать ее из лап Белхейвена; а вы всего лишь собирались застрелить его. Мне кажется, моя жертва была…
– Что вы собирались? – спросил Ян, чувствуя себя так, как будто участвует в пьесе, войдя в нее в середине второго акта и не в состоянии ухватить нить сюжета или определить действующих лиц.
– Ее дядя отверг меня. Получил лучшее предложение.
– Ваша жизнь будет спокойнее, поверьте мне, – сухо сказал Ян и ушел искать лакея с подносом вина.
Последняя встреча доставила Яну удовольствие, потому что с ним была Элизабет, они только что закончили свой второй и последний дозволенный танец. К ним приближался виконт Мондевейл с висевшей на его руке Валери и остальной компанией, окружавшей их. Вид молодой женщины, причинившей им обоим столько боли, вызвал у Яна почти такой же гнев, как и вид Мондевейла, смотревшего на Элизабет, как умирающий от любви лебедь.
– Мондевейл, – резко сказал Ян, чувствуя, как при взгляде на Валери у Элизабет напряглись пальцы, – я одобряю ваш вкус. Уверен, мисс Джеймисон будет вам прекрасной женой, если у вас хватит духу сделать ей предложение. Если все же вы сделаете, то примите мой совет и наймите ей учителя, потому что она не умеет писать и неграмотна. – Переведя испепеляющий взгляд на пораженную молодую женщину, Ян отрезал: – Оранжерея пишется через «е». Сказать вам, как пишется «злоба»?
– Ян, – нежно упрекнула Элизабет, когда они отошли. – Это больше не имеет значения.
Она взглянула на него и улыбнулась, и Ян ответил ей улыбкой. Неожиданно он почувствовал себя в полном мире и согласии со всем светом.
Это чувство оказалось таким долгим, что Ян сумел вынести со спокойствием оставшиеся три недели, со всеми полагающимися светскими и жениховскими обязанностями, ритуалами и формальностями, хотя мысленно отмечал каждый день, остававшийся до того, как Элизабет будет принадлежать ему, и его изголодавшееся тело сольется с ее.
С вежливой улыбкой на лице Ян присутствовал на чаепитиях, мысленно составляя письма для своего секретаря; он до конца представления сидел в опере и в мыслях медленно раздевал ее; он вытерпел одиннадцать светских завтраков, во время которых нашел совершенно новую конструкцию мачты для своих кораблей; он сопровождал ее на восемнадцать балов и вежливо удерживался от повторяющегося желания оторвать руки и ноги у франтов, которые липли к ней, разглядывая ее фигуру и изрекая пошлости.
Это были самые длинные три недели в его жизни.
Это были самые короткие три недели в ее жизни.
Взволнованная и счастливая стояла Элизабет перед высоким, в рост человека, зеркалом в своей спальне на Променад-стрит, а на постели сидела Александра, с улыбкой глядя на нее и четырех горничных, присланных Яном помочь ей одеться и собрать вещи.
– Извините, миледи, – сказала, появляясь в дверях, еще одна горничная, – Бентнер велел вам сказать, что пришел мистер Уордсворт и настаивает, чтобы вы приняли его немедленно, хотя мы объяснили ему, что у вас сегодня свадьба.
– Я сейчас спущусь, – сказала Элизабет, уже оглядываясь в поисках халата, в котором было бы прилично принять посетителя-мужчину.
– Кто этот Уордсворт? – спросила Алекс, немного нахмурившись от того, что Элизабет отрывают от свадебных приготовлений.
– Сыщик, которого я наняла, чтобы он попытался узнать, что случилось с Робертом.
Когда Элизабет вошла в маленькую гостиную, Уордсворт со шляпой в руке беспокойно ходил по ковру.
– Я сожалею, что вынужден побеспокоить вас в день вашей свадьбы, – начал сыщик, – но, по правде говоря, в этом и заключается причина моей спешки. Я думаю, вам следует закрыть дверь, – добавил он.
Элизабет протянула задрожавшую вдруг руку и закрыла дверь.
– Леди Камерон, – сказал он с тревогой в голосе, – у меня есть основание думать, что ваш будущий муж может быть замешан в исчезновении вашего брата.
Элизабет опустилась на диван.
– Это… это абсурд, – заявила она неуверенно. – Почему вы говорите такое?
Он отвернулся от окна и посмотрел ей в лицо.
– А вы знаете, что Ян Торнтон дрался с вашим братом на дуэли за неделю до исчезновения Роберта?
– О, это, – с облегчением сказала Элизабет. – Да, я знаю. Но это не причинило настоящего вреда.
– Наоборот, Торнтон… э… Кенсингтон получил пулю в руку.
– Да, я знаю.
– А знаете ли вы также, что ваш брат выстрелил раньше, чем был дан сигнал?
– Да.
– Теперь очень важно, чтобы вы представили, в каком настроении должен был находиться Кенсингтон. Он был ранен в результате бесчестного поступка со стороны вашего брата, и это одно могло заставить его искать отмщения.
– Мистер Уордсворт, – слегка улыбаясь, сказала Элизабет, – если Ян… лорд Кенсингтон хотел какого-то отмщения с насилием, на что вы, как мне кажется, намекаете, то получил бы его на дуэли. Он – чрезвычайно меткий стрелок. Однако лорд Кенсингтон не сделал этого, – продолжала она, увлеченная своей преданной защитой Яна, – потому что он не верит в дуэль со смертью как в средство решения личных разногласий!
– В самом деле? – спросил Уордсворт с нескрываемым сарказмом.
– В самом деле, – подтвердила упрямо Элизабет. – Лорд Торнтон сам сказал мне об этом, и у меня есть основание думать, что это правда, – добавила она, думая о том, как он отклонил вызов лорда Эверли, когда тот назвал Яна шулером.