– Благодарю вас, – сказала она молодому человеку, ожидая, что он назовет свое имя.
Тот приподнял шляпу.
– Томас Тайсон, леди Торнтон, из «Таймс». Не пугайтесь, – успокоил он. – Я не собираюсь приставать к вам здесь и сейчас. Приставать к дамам в карете – не мой стиль. – Подтверждая это, он закрыл дверцу кареты.
– В этом случае, – через открытое окошко кареты сказала ему Элизабет с улыбкой благодарности, которую она пыталась, как могла, изобразить, – боюсь вы не очень преуспеете как журналист.
– Может быть, вы согласитесь поговорить со мной в другой раз, без публики?
– Может быть, – рассеянно сказала Элизабет, когда кучер тронул лошадей, и они пошли медленным шагом, пробираясь между экипажами, уже запрудившими улицу.
Закрыв глаза, Элизабет прислонила голову к спинке сиденья. Образ Яна, преследуемого толпой, кричащей «Убийца!» и «Женоубийца!», глубоко врезался в ее душу. С болью в голосе она прошептала герцогине:
– Как давно это происходит? Собираются толпы и оскорбляют его?
– Больше месяца.
Элизабет тяжело вздохнула, в голосе слышались слезы.
– Вы знаете, какой Ян гордый? – прерывающимся шепотом спросила она. – Он так горд… а я сделала из него обвиняемого в убийстве. Завтра все будут смеяться над ним.
Герцогиня помедлила с ответом, а затем резко сказала:
– Он – сильный человек и никогда не считался с чьим-то мнением, кроме, может быть, твоего и Джордана, и очень немногих других. В любом случае, смею сказать, это ты, а не Кенсингтон, будешь выглядеть дурой в утренних газетах.
– Вы отвезете меня домой?
– Который на Променад-стрит?
Это поразило Элизабет, и она забыла о своем горе.
– Нет, конечно, нет. Наш дом на Аппер-Брук-стрит.
– Я не думаю, – сурово произнесла герцогиня, – что это разумная мысль. Ты слышала, что сказал лорд-канцлер.
Элизабет, почти не колеблясь, не согласилась с ней.
– Я лучше встречусь с Яном сейчас, чем со страхом думать об этом всю ночь.
Герцогиня, очевидно, решившая дать Яну время взять себя в руки, вспомнила об острой необходимости остановиться у дома одной заболевшей приятельницы, затем другой. К тому времени, когда они, наконец, приехали на Аппер-Брук-стрит, почти совсем стемнело, и Элизабет дрожала от волнения еще до того, как их собственный дворецкий посмотрел на нее так, словно она была недостойна даже презрения. Очевидно, Ян вернулся и слуги уже сплетничали о выступлении Элизабет в Палате лордов.
– Где мой муж, Долтон? – спросила она.
– В своем кабинете, – ответил Долтон, отступая от двери.
Взгляд Элизабет остановился на сундуках, уже стоящих в холле, и слугах, несущих сверху еще несколько других. С бешено колотящимся сердцем она быстро прошла через холл в кабинет Яна и остановилась, переступив порог, чтобы собраться с мыслями, прежде, чем он повернется и увидит ее. Ян смотрел на огонь в камине, держа в руке стакан. Он снял камзол и закатал рукава рубашки, и с новым приступом раскаяния Элизабет увидела, что муж похудел даже больше, чем это казалось в Палате. Она пыталась придумать, с чего начать, но так как эмоции и объяснения переполняли ее, Элизабет сначала ухватилась за наименее важный, но самый непосредственный вопрос – сундуки в холле.
– Ты уезжаешь?
Она увидела, как при звуке ее голоса у него напряглись плечи, и когда Ян повернулся и посмотрел на нее, то почти физически почувствовала, с каким усилием он сдерживает гнев.
– Ты уезжаешь, – отрезал Ян.
Молча, беспомощно протестуя, Элизабет покачала головой и медленно пошла по ковру через комнату, как в тумане, думая, что это хуже, намного хуже, чем просто стоять перед несколькими сотнями лордов в Палате.
– На твоем месте я бы не делал этого, – тихо пригрозил он.
– Делал… делал что? – неуверенно спросила Элизабет.
– Не подходи ко мне близко.
Она замерла, услышав угрозу в его голосе и отказываясь этому верить, Элизабет вопросительно посмотрела на окаменевшее лицо мужа.
– Ян, – начала она, с молчаливой мольбой, протягивая руку и затем бессильно опуская ее, когда ее умоляющий жест не вызвал у него ничего, кроме вспышки презрения в глазах. – Я понимаю, – снова продолжила она дрожащим от волнения голосом, думая, как начать, чтобы успокоить его гнев, – ты презираешь меня за то, что я сделала.
– Ты права.
– Но, – храбро продолжала Элизабет, – я готова сделать все, все, чтобы попробовать искупить это. Как бы сейчас тебе ни казалось, я никогда не переставала любить…
Его голос ударил ее как удар кнута:
– Замолчи!
– Нет, ты должен выслушать меня, – сказала Элизабет; теперь она говорила более быстро, охваченная страхом и ужасным предчувствием, что ничего из того, что она скажет или сделает, никогда не заставит его смягчиться. – Я никогда не переставала любить тебя, даже когда я…
– Предупреждаю тебя, Элизабет, – сказал он угрожающе, – замолчи и убирайся. Убирайся из моего дома и из моей жизни!
– Это… это Роберт? Я хочу сказать, ты не веришь, что человек, с которым я была, – Роберт?
– Мне наплевать, кто был этот сукин сын.
Элизабет задрожала от непритворного ужаса, потому что Ян так и думал, – она видела, что он так думал.
– Это был Роберт, как я и сказала, – продолжала Элизабет, запинаясь. – Я могу без всякого сомнения доказать это, если ты мне позволишь.
Он рассмеялся коротким приглушенным смехом, который был страшнее, чем его гнев, и не оставлял надежды.
– Элизабет, я бы не поверил тебе, если бы и увидел тебя с ним. Я говорю ясно? Ты – законченная лгунья и великолепная актриса.
– Ты так говоришь, п-потому что я говорила глупости на суде, ты, к-конечно, должен знать, почему я так говорила.