История любви леди Элизабет - Страница 56

– Она посмеет, что угодно, – сказал Ян, вспоминая молодую искусительницу, какой он ее тогда знал.

Когда большинство девиц ее возраста краснели и жеманничали, Элизабет Камерон попросила его танцевать с ней при их первой встрече. В тот же вечер она бросила вызов группе мужчин в карточной комнате; на следующий день рисковала своей репутацией, чтобы встретиться с ним в домике в лесу, – и все это лишь для того, чтобы развлечься тем, что назвала в оранжерее «маленьким флиртом на уик-энде». С тех пор Элизабет, должно быть, развлекалась еще многими подобными приключениями – и без разбора, – иначе ее дядя не рассылал бы письма, предлагая жениться на ней практически незнакомым людям. Это было единственно вероятным объяснением поступка Джулиуса Камерона, поступка, который удивил Яна как беспрецедентный по чудовищному отсутствию такта и вкуса. Другим возможным объяснением могла быть отчаянная нужда в денежном муже, но Торнтон отбросил это. Элизабет была великолепно и богато одета, когда они встретились; более того, общество, собравшееся в том загородном доме, состояло почти исключительно из светской элиты. А несколько сплетен, которые он слышал после того рокового уик-энда, указывали, что она вращается в самых высоких сферах света, как и подобает ее рангу.

– Интересно, куда они пойдут, – продолжал Джейк, слегка нахмурившись. – Там водятся волки и всякие звери.

– Ни один уважающий себя волк не осмелится встретиться лицом к лицу с этой ее дуэньей и с этим зонтиком, которым она размахивает, – съязвил Ян, но чувствовал себя несколько неловко.

– Ого! – расхохотался Джейк. – Так вот кто она такая? Я думал, они обе приехали соблазнять тебя. Лично я побоялся бы и глаза закрыть, очутившись с этой седой каргой в постели.

Ян не слушал. Неторопливо развернул письмо, зная, что Элизабет Камерон была не настолько глупа, чтобы написать его своими детскими неразборчивыми каракулями. Первой мыслью, когда он пробежал глазами четкий разборчивый почерк, была та, что она попросила кого-то написать вместо нее… Но затем Ян узнал слова, которые показались до странности знакомыми, потому что он сам сказал их:

«Ваше предложение заслуживает внимания. Я уезжаю в Шотландию в начале месяца и не могу отложить поездку еще раз. Предпочел бы встретиться там в любом случае. Карта с указанием дороги прилагается. Искренне ваш – Ян».

– Боже, спаси этого ублюдка, если он когда-нибудь попадется мне на дороге, – сказал свирепо Ян.

– Ты о ком?

– Питерс!

– Питерс? – спросил Джейк изумленно. – Твой секретарь. Тот, которого ты выгнал за то, что он перепутал все твои письма?

– Я б задушил его! Это письмо предназначалось Дикинсону Верли. Он послал его Камерону.

Охваченный гневом и отвращением, Ян схватился за волосы. Как бы ему ни хотелось прогнать Элизабет Камерон с глаз долой из своей жизни, он не мог заставить двух женщин провести ночь в карете или в каком-то там экипаже, в котором те приехали, поскольку они приехали по его вине. Торнтон коротко кивнул Джейку.

– Пойди и приведи их.

– Я? Почему я?

– Потому что, – с горечью сказал Ян, подходя к шкафу и убирая пистолет, – начинается дождь, во-первых. Во-вторых, если ты не вернешь их, то будешь готовить пищу.

– Если я должен идти за этой женщиной, мне сначала нужно выпить добрый стаканчик чего-нибудь подкрепляющего. Они тащат сундук, поэтому не уйдут очень далеко.

– Пешком? – удивленно спросил Ян.

– А как, ты думаешь, они добрались сюда?

– Я был слишком зол, чтобы думать.

В конце дорожки Элизабет опустила свой конец сундука в душевном изнеможении и устало села рядом с Люсиндой на его жесткую крышку. Непроизвольный смех закипал у нее внутри, вызванный изнеможением, испугом, поражением и последними остатками радости от того, что удалось хоть немного отплатить человеку, который погубил ее жизнь. Единственное возможное объяснение сегодняшнего поведения Яна Торнтона заключалось в том, что он был совершенно сумасшедшим.

Тряхнув головой, Элизабет заставила себя прогнать мысли о нем. В этот момент у нее было столько новых поводов для беспокойства, что она едва ли знала, как подступиться к ним. Элизабет покосилась на несгибаемую дуэнью, и легкая улыбка удивления тронула ее губы, когда вспомнила, как вела себя Люсинда в доме. С одной стороны, Люсинда не признавала никаких внешних проявлений чувств как абсолютно неприличных, – и в то же время сама была охвачена таким устрашающим гневом, какого никогда Элизабет не встречала Люсинда как бы не считала свои взрывы ярости проявлением чувств. Без малейшего колебания или сожаления она могла буквально разорвать грешника на мелкие кусочки, затем мысленно втоптать его в землю и придавить каблуком своего тяжелого башмака.

С другой стороны, стоит Элизабет проявить хоть малейший страх вот сейчас, в их ужасном положении, и Люсинда тотчас же примет суровый вид от неодобрения и произнесет один из своих строгих выговоров.

Зная это, Элизабет с тревогой посмотрела на небо, по которому катились черные облака, предвещая грозу; но когда она заговорила, ее голос намеренно звучал до смешного спокойно.

– Я думаю, начинается дождь, Люсинда, – заметила девушка, когда холодный мелкий дождь застучал по листьям деревьев над их головами.

– Да, кажется, начинается, – сказала Люсинда.

С резким щелчком раскрыла зонтик, держа его над обеими.

– Как удачно, что у вас есть зонт.

– Я всегда беру зонт.

– Мы, вероятно, не вымокнем в таком слабом дождике.

– Думаю, что нет.

Элизабет вздохнула, чтобы отдышаться, глядя на окружающие их суровые шотландские скалы. Тоном человека, ожидающего какого-либо мнения в ответ на риторический вопрос, сказала: